Вопрос совести

В 1944 ГОДУ вышел фильм «Мышьяк и старое кружево» («Arsenic and Old Lace»); в нем есть такая сцена: несколько пожилых мужчин выпивают вино из бузины, в которое добавлен мышьяк, и сразу же умирают. В фильме отражено распространенное представление о том, что мышьяк — это быстродействующий смертельный яд. Однако показанная в фильме неожиданная смерть людей наступила не из-за мышьяка, а из-за стрихнина и цианида, которые тоже были примешаны к вину.

«Отравление мышьяком обычно не вызывает острых реакций»,— пишет д-р Роберт Галлахер в «The New England Journal of Medicine». Но он также говорит, что «отравление мышьяком, вызванное загрязненной питьевой водой и промышленными отходами, представляет серьезную угрозу для здравоохранения во многих частях мира, поскольку влечет за собой опасность заболевания самыми различными болезнями, в том числе раком кожи, мочевого пузыря, легких и печени».

Ввиду сказанного выше становится понятно, почему при выборе средств лечения медицинские работники, как правило, не принимают в расчет мышьяк. Однако рекомендуем внимательно рассмотреть случай, произошедший в Канаде. Обратите внимание на расхождение в том, что подсказывала совесть разным людям, когда было предложено два метода лечения пациентки по имени Дарлин — путем переливания крови и с помощью мышьяка. Ей голос совести говорил одно, а врачам, медсестрам и фармацевтам — другое. Вот как об этом рассказывает сама Дарлин.

«В мае 1996 года у меня возникли проблемы со здоровьем: от ушибов появлялись большие синяки, было кровотечение, необычно кровоточили десны. Мой гематолог д-р Джон Маттьюз, который практикует в Кингстоне (провинция Онтарио), поставил диагноз: острый промиелоцитарный лейкоз — редкое раковое заболевание. После ряда тестов, включая исследование костного мозга, д-р Маттьюз тактично и доброжелательно объяснил, что́ представляет собой эта болезнь и как ее лечат. В таких случаях больному, как правило, заменяют кровь, и это сопровождается химеотерапией; но моя воспитанная по Библии совесть не позволяла согласиться на переливание крови.

Врачи, не тратя драгоценного времени на то, чтобы меня переубеждать, начали искать альтернативу. В нее входило использование производного витамина А в сочетании с умеренно интенсивной химиотерапией. Лейкоз прошел, но через три месяца вернулся с новой силой. От опухоли мозга невыносимо болела голова. К тому же мой организм начал сопротивляться предложенному методу лечения. И тогда врач сообщил нам, что без переливания крови не обойтись. Нам сказали, что мне осталось жить меньше двух недель.

Следующие несколько дней были очень беспокойными: новые анализы крови, визиты к юристам по поводу моего завещания и приготовлений к похоронам. В этот промежуток времени д-р Маттьюз  рассказал нам о необычном методе лечения такого типа лейкоза; этот метод с успехом применялся в Китае, и о нем писалось в таких авторитетных научных журналах, как „Blood“ и „Proceedings of the National Academy of Sciences“. Ища необходимые сведения, врач и его коллега прочитали в медицинском журнале, что, хотя „многим это, вероятно, покажется удивительным, триоксид мышьяка с ограниченной токсичностью успешно применялся внутривенно для лечения острого промиелоцитарного лейкоза“.

Теперь оставалось два выбора: либо вопреки голосу совести согласиться на переливание крови, либо дать согласие на малоизвестный метод лечения мышьяком. Я выбрала второе *. Я не представляла себе, каким бременем ляжет мое решение на совесть врачей, медсестер, фармацевтов и даже должностных лиц больницы.

Персонал больницы обратился к вышестоящим инстанциям, чтобы утвердить решение об использовании триоксида мышьяка, и только потом эту процедуру можно было применять. Сначала фармацевт не мог помогать нам с чистой совестью, поскольку сомневался в безопасности этого метода. Моим лечащим врачам, д-рам Маттьюзу и Галбрейту, пришлось выступать с убедительными и позитивными презентациями этой терапии. В итоге, получив достаточно медицинских данных о процедуре, администрация больницы и фармацевт выразили готовность к сотрудничеству.

Фармацевт согласился приготовить продукт мышьяка и простерилизовать его для немедленного вливания. Но совесть медсестер не позволяла им подвесить мешочек со „спорной“ внутривенной жидкостью. Они стояли и смотрели, как мешочек с несколькими единицами раствора подвесили сами врачи. Медсестры умоляли меня согласиться на переливание крови. Они были уверены, что я умру, а я просила их, как профессиональных медработников, уважать мой сознательный отказ от крови. Я благодарила их, обнимала и просила их не придавать своим чувствам слишком большого значения. У нас сложились хорошие отношения. Лечение триоксидом мышьяка продолжалось шесть месяцев и хорошо помогло. Врачи согласились на то, чтобы оставшаяся часть терапии была проведена дома.

Ко мне должны были приходить из Ордена медсестер Виктория и делать процедуры на дому. И снова встал вопрос совести. Медсестры тоже не хотели применять раствор. Но благодаря беседам, письмам и статьям из авторитетных медицинских журналов все изменилось. В конце концов они согласились меня лечить. Лечение закончилось в сентябре 1997 года.

Рак, который был у меня, конечно, может вернуться. Врач сравнивает его с миной замедленного действия. Но я научилась радоваться каждому дню своей жизни, никогда не оставляю места поклонения и активно делюсь библейской надеждой на то время, когда „ни один из жителей не скажет: „я болен“» (Исаия 33:24).

На медиках лежит большая ответственность, поскольку они должны оказывать качественную медицинскую помощь. Как правило, они эту ответственность сознают и лечение проводят добросовестно — насколько позволяет профессиональная подготовка и знания последних достижений в области медицины. Как видно из этого случая, проявляя гибкость и учитывая убеждения и совесть информированного взрослого пациента, врачи, медсестры и другие работники здравоохранения могут многого добиться.

[Сноска]

[Иллюстрация, страница 20]

Дарлин Шеппард.