Испытания не угасили моей надежды

РАССКАЗАЛ АНДРЕЙ ХАНАК

Шел 1943-й год. Бушевала Вторая мировая война. Я сидел в будапештской тюрьме за позицию нейтралитета. Там один бородатый православный священник предложил мне Библию в обмен на трехдневную порцию хлеба. И хотя я страшно голодал, я ни минуты не сомневался в правильности своего решения.

СОХРАНЯТЬ христианскую совесть чистой в оккупированной нацистами стране было нелегко. Впоследствии, в течение почти 40 лет коммунистического режима, также приходилось сталкиваться со многими трудностями, служа нашему Создателю, Иегове Богу.

Прежде чем вы узнаете, в каких обстоятельствах нам приходилось сохранять верность Богу, позвольте немного рассказать о себе. Вам, несомненно, будет интересно узнать о служении Свидетелей Иеговы в те ранние годы. Но вначале я расскажу, что впервые заставило меня посмотреть со стороны на местные религии.

Сложный вопрос

Я родился 3 декабря 1922 года в венгерской деревне Пацин, недалеко от границы со Словакией. Словакия в то время была восточной областью Чехословакии. Когда после Второй мировой войны значительная часть Чехословакии оказалась под влиянием Советского Союза, граница с Украиной стала проходить всего в 30 километрах от Пацина.

Я был вторым из пяти детей в семье католиков. Когда мне исполнилось 13, случилось нечто, побудившее меня впервые серьезно задуматься о религии. Собираясь  совершить 80-километровое паломничество в венгерскую деревню Мариапоч, мама взяла меня с собой. Мы верили, что тем самым угодим Богу, и он воздаст нам за это. В паломничестве участвовали приверженцы Римско-католической и Греко-католической церквей. Раньше я думал, что и те и другие просто составляют единую католическую религию. Но вскоре я убедился в обратном.

Случилось так, что первой проходила месса Греко-католической церкви, и я решил на нее пойти. Но когда мама узнала об этом, она очень расстроилась. Я смущенно спросил: «Разве не все равно, на какую мессу идти? Разве все мы не составляем одно тело Христово?»

Не найдя, что ответить, мама просто сказала мне: «Сынок, задавать такие вопросы грешно». Тогда время ответов еще не пришло.

Наконец нахожу ответ

В 17-летнем возрасте, вскоре после начала Второй мировой войны в 1939 году, я переехал в соседний городок Стреда-над-Бодрогом (сейчас находится на территории Словакии). Местный кузнец взял меня к себе учеником. Но, живя у него, я научился чему-то более важному, чем лишь ковать подковы и изготавливать другие изделия из металла.

Жена кузнеца, Мария Панкович, была Свидетелем Иеговы. Так что днем я учился кузнечному делу у ее мужа, а вечером изучал Библию и посещал местное собрание Свидетелей Иеговы. Как ученику кузнеца, мне был особенно близок Псалом 11:7: «Слова Господни — слова чистые, серебро, очищенное от земли в горниле, семь раз переплавленное». Каким же было наслаждением изучать по вечерам Слово Иеговы и получать ответы на свои вопросы!

Тогда я еще не знал, как сильно будет испытываться моя новообретенная вера во время Второй мировой войны.

За веру — в тюрьму

Вскоре после того как я стал учиться на кузнеца, вышел указ об обязательной воинской службе. Но я твердо решил следовать библейскому принципу, записанному в Исаии 2:4, и «не... учиться воевать». За это меня на десять дней посадили в тюрьму. Выйдя оттуда, я продолжал изучать Библию. 15 июля 1941 года я символизировал свое посвящение Иегове водным крещением.

В то время нацистская Германия напала на Советский Союз, и вся Восточная Европа оказалась втянутой в войну. Повсюду раздавались патриотические призывы и возрастал дух национализма. Но Свидетели Иеговы, в согласии со своими основанными на Библии убеждениями, не вмешивались в политику.

В августе 1942 года за нас решили взяться всерьез. Свидетелей со всей страны — молодых и пожилых, в том числе интересующихся,— собрали в десять мест. Меня вместе с другими отправили в тюрьму в Шарошпатак, город в 20 километрах от Пацина.

Самому младшему заключенному было всего три месяца. Его поместили в камеру вместе с матерью, нашей сестрой. Когда мы попросили дать еды хотя бы для ребенка, охранник сказал: «Пусть себе плачет. Станет закаленным Свидетелем». Нам было очень жаль малыша, но нас  огорчало и то, что у столь юного охранника под влиянием националистической пропаганды так ожесточилось сердце.

Мне присудили два года тюрьмы. Затем меня перевели в будапештскую тюрьму на улице Маргит Кёрут, 85. В камерах 4 х 6 метров сидело по 50—60 человек. В такой камере без раковины и туалета я провел восемь месяцев. Негде было даже помыться, не то что постирать одежду. У всех нас было полно вшей, и по ночам мы чувствовали, как они ползают по нашим грязным телам.

Подъем был в четыре утра. Завтрак состоял из маленькой чашечки кофе. В полдень нам давали столько же супа, примерно 150 граммов хлеба и немного каши. Ужина не было вообще. Я, 20-летний здоровяк, постепенно настолько ослаб, что даже не мог ходить. Заключенные начали умирать от голода и болезней.

В то время в нашу камеру поместили еще одного заключенного. Это был тот бородатый православный священник, о котором я упомянул вначале. Ему позволили взять с собой Библию. Как же мне хотелось ее почитать! Когда я попросил его об этом, он отказал. Но через какое-то время он сам обратился ко мне:

— Послушай-ка, парень, можешь взять Библию. Я ее тебе продам.

— Как это продашь? У меня же нет денег.

И тогда он попросил за нее трехдневную порцию хлеба. Да, этот обмен оказался очень стоящим. Несмотря на физический голод, у меня было обилие духовной пищи, которая помогала мне и другим братьям не падать духом в те нелегкие времена. Ту Библию я храню и по сей день (Матфея 4:4).

Моя позиция испытывается

В июне 1943 года молодых братьев со всей Венгрии — примерно 160 человек — собрали в Ясберене, городе неподалеку от Будапешта. Когда мы отказались одеть военные фуражки и повязать на руку повязки с изображением трехцветного флага, нас загнали в товарный состав и отправили на станцию Будапешт-Кёбанья. Там нас стали вызывать из состава по одному, приказывая приступить к военной службе.

Нам также приказали произнести «Хайль Гитлер!». Когда братья отказались, их жестоко избили. Наконец истязатели устали, и один из них сказал: «Ну, давайте еще одного, и мы его прикончим!»

Тибор Хаффнер, пожилой брат, уже многие годы служивший Иегове, каким-то образом раздобыл список Свидетелей, ехавших в этом поезде. Он прошептал мне: «Брат, следующий ты. Мужайся! Положись на Иегову». И тут меня вызвали. Я подошел к двери вагона, мне приказали спуститься. «Да на нем уже живого места нет,— произнес один солдат и сказал мне: — Если ты выполнишь приказ, мы отправим тебя на кухню готовить еду. А если нет, можешь прощаться с жизнью».

«Я не сделаю этого. Я хочу вернуться в вагон к моим братьям»,— ответил я.

 Сжалившись надо мной, солдат схватил меня и затолкнул обратно в вагон. Это не составило ему труда, ведь в то время я весил меньше 40 килограммов. Брат Хаффнер подошел ко мне, обнял за плечи, погладил по щеке и процитировал Псалом 19:2: «Да услышит тебя Господь в день печали, да защитит тебя имя Бога Иаковлева».

В исправительно-трудовом лагере

После этого нас посадили на корабль и отправили по Дунаю в Югославию. В июле 1943 года мы прибыли в исправительно-трудовой лагерь недалеко от города Бор, где находились одни из крупнейших в Европе медные рудники. Со временем количество заключенных в лагере увеличилось до 60 000 человек разных национальностей, в том числе 6 000 евреев. Среди заключенных было приблизительно 160 Свидетелей Иеговы.

Свидетелей поместили в большой барак. Посередине стояли стол и скамьи, где мы два раза в неделю проводили встречи. Мы изучали «Сторожевую башню», тайно проносимую в лагерь, и читали Библию, которую я выменял на хлеб. Также мы пели песни и вместе молились.

Мы старались поддерживать хорошие отношения с другими заключенными, и это возымело действие. Один из братьев страдал от сильных болей в кишечнике, но охранников это ничуть не волновало. Поскольку боли усиливались, один заключенный-еврей, врач, согласился прооперировать брата. Он дал ему примитивное обезболивающее и заточенной ручкой ложки сделал операцию. Брат выздоровел и после войны вернулся домой.

Работа на рудниках была очень тяжелой, а питание — крайне скудным. Двое братьев погибли в результате аварии во время работ, один умер от болезни. В сентябре 1944 года, когда советские войска были уже на подходе, начальство приняло решение эвакуировать лагерь. В то, что случилось потом, я бы никогда не поверил, если бы не видел этого собственными глазами.

Страшный марш

После изнурительного семидневного марша мы вместе с заключенными-евреями пришли в Белград. Затем, еще через несколько дней, мы оказались в деревне Червенка.

Там Свидетелям приказали выстроиться в ряды, по пять человек в каждом. Затем из каждого второго ряда выбрали по одному человеку. Мы со слезами на глазах смотрели им вслед, думая, что их повели на казнь. Но вскоре они вернулись. Что же случилось? Оказалось, немецкие солдаты приказали им рыть ямы, но командир-венгр сказал, что эти заключенные не ели уже неделю и не в состоянии работать.

В тот вечер нас, Свидетелей, отвели на чердак, где сушились кирпичи. Немецкий  офицер сказал: «Сидите здесь тихо. Ну и ночка сегодня будет!» — и вышел, заперев дверь. Через несколько минут послышались слова: «Скорее, скорее!» Затем раздались выстрелы — и воцарилась мертвая тишина. И снова: «Скорее!» — и опять выстрелы.

Мы наблюдали за происходящим через крышу. Евреев десятками выволакивали на двор и, приказывая им встать у края ямы, стреляли в них. Затем солдаты кидали туда, на груду трупов, гранату. К рассвету в живых осталось только восемь евреев, а все немецкие солдаты разбежались. Мы чувствовали себя ужасно морально и физически. Два очевидца тех событий, братья Ян Бали и Янош Тёрёк, живы и по сей день.

Остались в живых

Под конвоем венгерских солдат мы продолжали марш на запад и затем на север. Нас постоянно призывали к участию в военных действиях, но нам удавалось сохранять нейтралитет.

В апреле 1945 года мы оказались на линии фронта, недалеко от города Сомбатхей, у границы с Австрией. Когда была объявлена воздушная тревога, капитан-венгр, наш конвоир, спросил: «Можно мне пойти с вами искать убежище? Я вижу, что с вами Бог». Когда бомбежка закончилась, мы, пробираясь через горы трупов людей и животных, ушли из города.

Понимая, что конец войны неминуем, капитан собрал всех нас и сказал: «Спасибо за ваше ко мне уважение. Вот тут у меня чай и сахар, хватит на всех. По крайней мере это хоть что-то». Мы поблагодарили его за гуманное отношение к нам.

Через несколько дней пришли советские войска, и мы небольшими группами отправились по домам. Но трудности на этом не кончились. Когда мы добрались до Будапешта, нас снова арестовали, на этот раз русские, чтобы завербовать в советскую армию.

Врач, возглавлявший комиссию по вербовке, был высокопоставленным чиновником. Войдя в кабинет, мы не узнали его, но зато он узнал нас. Он сидел вместе с нами в лагере в Боре и был одним из тех немногих евреев, которым удалось выжить во время нацистского геноцида. Увидев нас, он приказал охране: «Отпустить этих восьмерых домой». Мы поблагодарили его, и, конечно, поблагодарили Иегову за защиту.

Моя надежда не угасает

30 апреля 1945 года я наконец добрался до дома. Вскоре я вернулся в дом кузнеца в Стреда-над-Бодрогом, чтобы продолжить обучение. Когда-то в семье Панкович я обрел нечто более ценное, чем  лишь ремесло,— библейскую истину, полностью изменившую мою жизнь. А теперь, благодаря этой семье, у меня появилось еще одно бесценное сокровище. 23 сентября 1946 года их прелестная дочь, Йолана, стала моей женой.

Мы с Йоланой регулярно изучали Библию и проповедовали. В 1948 году в наш дом пришла огромная радость: у нас родился сын, Андрей. К сожалению, свобода религии длилась недолго. Вскоре к власти пришли коммунисты, и по стране прокатилась новая волна преследований. Меня арестовали в 1951 году, на этот раз власти Чехословакии. Все шло по обычному сценарию: суд — тюрьма — каторжный труд — голод. Но с Божьей помощью я пережил все это. В 1952 году я вышел по амнистии на свободу и поехал в Ладмовце (Словакия), где жила моя семья.

Несмотря на запрет нашей деятельности в течение 40 лет, мы не оставляли священного служения. С 1954 по 1988 год я служил разъездным надзирателем. По выходным я посещал собрания Свидетелей Иеговы и поощрял братьев и сестер оставаться преданными Богу. А в будние дни я работал и был со своей семьей. Все это время мы ощущали любящее руководство Иеговы. Я лично убедился в истинности слов псалмопевца: «Если бы не Господь был с нами, когда восстали на нас люди, то живых они поглотили бы нас, когда возгорелась ярость их на нас» (Псалом 123:2, 3).

Мы с Йоланой были очень рады, что наш сын женился и стал зрелым христианским старейшиной. Его жена, Элишка, и двое сыновей, Радим и Даниель, тоже стали активными христианскими служителями. В 1998 году я пережил огромную утрату: умерла моя любимая жена. Из всех испытаний, выпавших на мою долю, это оказалось самым трудным. Мне очень не хватает ее, но я утешаюсь надеждой на воскресение (Иоанна 5:28, 29).

Сейчас, в возрасте 79 лет, я служу старейшиной в словацкой деревне Словенске-Нове-Место. Я получаю ни с чем не сравнимую радость, делясь библейской надеждой с жителями деревни. Вспоминая свою жизнь — более 60 лет служения Иегове,— я уверен, что только с его помощью мы смогли перенести все испытания. Все мои желания и надежды отражены в словах Псалма 85:12: «Буду восхвалять Тебя, Господи, Боже мой, всем сердцем моим и славить имя Твое вечно».

[Иллюстрация, страница 20]

Библия, которую я получил в обмен на хлеб.

[Иллюстрация, страница 21]

Тибор Хаффнер был для меня источником ободрения в испытаниях.

[Иллюстрация, страница 22]

Свидетели в исправительно-трудовом лагере в Боре.

[Иллюстрация, страница 22]

Лагерь в Боре: похороны Свидетеля в присутствии немецких солдат.

[Иллюстрации, страница 23]

Ян Бали и Янош Тёрёк (вставка), очевидцы массовых убийств.

[Иллюстрация, страница 23]

В сентябре 1946 года Йолана стала моей женой.

[Иллюстрация, страница 24]

С сыном, его женой и детьми.