Перейти к основным материалам

Перейти к содержанию

Ярмо

Ярмо

Деревянное приспособление (подобное коромыслу) для ношения на плечах тяжестей (ср. Иса 9:4); деревянный хомут для упряжки тягловых животных (обычно быков), которые тянули сельскохозяйственное орудие или повозку (Чс 19:2; Вт 21:3; 1См 6:7). Такой хомут обычно крепился ремнем к шее каждого животного. У некоторых ярм были не ремни, а прямые вертикальные планки с обеих сторон шеи животного, крепившиеся к ней ремнями. Также ярмо привязывали к голове животного, у основания рогов. Ярма, которые люди в Древнем Египте использовали для ношения воды и других тяжестей, были примерно 1 м в длину, с каждой стороны у них были ремни, которыми закрепляли грузы.

Слова языков оригинала. Греческие слова, которые обозначают ярмо (зиго́с; зе́угос), происходят от слова зе́угними, означающего «надевать ярмо; хомутать; связывать; соединять». Обычно в ярмо впрягали двух животных, поэтому греческое слово зе́угос может обозначать пару животных, например, оно встречается в выражении «две горлицы» (Лк 2:24; 14:19). Слову зе́угос в некоторой степени соответствует еврейское слово це́мед, которое может переводиться как «пара» (Сд 19:3, 10; 1См 11:7; 1Цр 19:21), «парная упряжка» (1Цр 19:19), «акр» (0,4 га), то есть участок, который может вспахать за день пара быков (1См 14:14, сноска; Иса 5:10). Другое еврейское слово (ол) также обозначает приспособление для соединения чего-либо (Чс 19:2). Словом «ярмо» может передаваться еще одно еврейское слово — мота́ (Лв 26:13; Иса 58:6, 9; Иер 27:2; 28:10, 12, 13; Иез 30:18; 34:27); в 1 Летописи 15:15 оно относится к шестам, на которых несли ковчег. Греческое слово зиго́с, кроме того что обозначает ярмо, может использоваться применительно к чему-то, что соединяет два или более предмета. Например, к одной перекладине прикрепляются две чаши весов, поэтому в Откровении 6:5 слово зиго́с передано как «весы». Как и еврейское ол (Бт 27:40; Иса 9:4), зиго́с может обозначать коромысло, при помощи которого человек носит грузы, равномерно распределяя их вес по обеим сторонам.

Переносное значение. Тяжести часто носили рабы (ср. ИсН 9:23; 1Тм 6:1), поэтому ярмо служит подходящим символом рабства или подчинения, например подчинения Исава Иакову (Бт 27:40), покорности правителю или народу (1Цр 12:4—14; 2Лт 10:4—14; Иез 34:27), а также угнетений и страданий (Иса 58:6—9). В сравнении с деревянным ярмом железное ярмо символизирует более суровое рабство (Вт 28:48; Иер 28:10—14). Если ярмо снимают или ломают, это указывает на освобождение от неволи, угнетения и эксплуатации (Лв 26:13; Иса 10:27; 14:25; Иер 2:20; 28:2, 4; 30:8; Иез 30:18).

Когда царь Навуходоносор захватил Иерусалим, его жители оказались под суровым ярмом Вавилона. Это ярмо стало тяжелым особенно для пожилых людей, которые не сталкивались с жестоким обращением раньше. (Ср. Иса 47:6.) Очевидно, имея это в виду, Иеремия сказал в своей скорбной песне о разрушении Иерусалима: «Хорошо, когда человек несет ярмо в дни своей юности». Если человек привык нести ярмо страданий в юности, ему легче нести такое ярмо позднее и не терять надежды (Пл 3:25—30).

В то время как народы и отдельные люди притесняют других, Иегова Бог никогда не возлагает причиняющее боль ярмо угнетения на своих верных служителей. Через пророка Осию Иегова напомнил Израилю о своем милосердии: «Я водил их на помочах человеческой доброты, на помочах любви. Я стал для них как те, кто снимает ярмо с их шеи, и нежно подносил еду каждому из них» (Ос 11:4). Обращение Иеговы с израильтянами напоминало действия человека, который снимает или отодвигает ярмо, чтобы животному было удобно есть. Израильтяне оказывались под тяжелым ярмом угнетения вражеских народов, только когда ломали ярмо подчинения Богу (Иер 5:5; ср. Вт 28:48; Иер 5:6—19; 28:14).

Закон, данный народу Израиль, был ярмом, поскольку он налагал на израильтян обязанности и ответственность перед Иеговой Богом. Святые, праведные и добрые требования Закона шли им на благо (Рм 7:12). Однако из-за своей греховности и несовершенства они были не в состоянии исполнять его в полной мере, поэтому он был ярмом, «которое не смогли нести» ни их отцы, ни они сами (поскольку нарушение Закона приводило к проклятию). Эту мысль выразил Петр, когда говорил, что не нужно возлагать на христиан из неевреев обязанность соблюдать «закон Моисея» (Де 15:4—11). Людей рабами делал не Закон, а грех (Рм 7:12, 14). Следовательно, если человек хотел обрести жизнь, пытаясь в совершенстве соблюдать Моисеев закон, это не только было невозможно, но и означало, что он оказывался «снова под ярмом рабства», поскольку Закон (который, в отличие от искупительной жертвы Христа, не предоставлял действенной жертвы за грехи) осуждал его как грешника и раба греха (Гл 5:1—6).

В то время, когда Иисус служил на земле, иудеи находились не только под ярмом Моисеева закона, но и под бременем многочисленных установленных людьми традиций. Иисус Христос сказал о книжниках и фарисеях: «Они связывают тяжелые ноши и взваливают их на плечи людей, а сами и пальцем не хотят их подвинуть» (Мф 23:4). Поэтому в духовном отношении люди, особенно простые, были «обремененными». В связи с этим Иисус мог сказать: «Придите ко мне, все трудящиеся и обремененные, и я освежу вас. Возьмите на себя мое ярмо и научи́тесь от меня, потому что я кроток и смирен сердцем, и вы найдете освежение своим душам. Ведь мое ярмо удобное и моя ноша легкая» (Мф 11:28—30). Если Иисус имел в виду «ярмо», которое на него возложил его небесный Отец, то его слова означают, что другие могут стать под одно ярмо с ним и он поможет его нести. Если же Иисус подразумевал ярмо, которое он возлагает на других, то речь идет о подчинении власти и руководству Христа в качестве его ученика. В Филиппийцам 4:3 апостол Павел, скорее всего, говорил о конкретном брате из собрания в Филиппах, назвав его «искренне трудящимся... [с ним] под одним ярмом», то есть ярмом Христа.

С ярмом сравниваются брачные узы, поскольку они связывают мужа и жену (Мф 19:6). Следовательно, если христианин вступает в брак с неверующим человеком, то он впрягается в «неравное ярмо» (2Кр 6:14), и им будет очень сложно достичь единства в мыслях и делах.